Неточные совпадения
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки была в высшей степени действительна: она дала
нравственную опору Алексею Александровичу в сознании ее любви и уважения к нему и в особенности в том, что, как ей утешительно было думать, она почти обратила его в христианство, то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского
учения, которое распространилось в последнее время в Петербурге.
— Я не могу вполне с этим согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя не признать того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме того, нельзя отрицать и того, что влияние классических писателей в высшей степени
нравственное, тогда как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются те вредные и ложные
учения, которые составляют язву нашего времени.
Но даже и тут Прудону удавалось становиться во весь рост и оставлять середь перебранок яркий след. Тьер, отвергая финансовый проект Прудона, сделал какой-то намек о
нравственном растлении людей, распространяющих такие
учения. Прудон взошел на трибуну и с своим грозным и сутуловатым видом коренастого жителя полей сказал улыбающемуся старичишке...
Эта сущность
учения среди моих
нравственных побуждений занимает почетное место.
Л. Толстой будет тоже проповедовать личное
нравственное совершенствование, но он не построит рабьего
учения об обществе, наоборот, он будет обличать ложь этого общества.
— Господствует
учение энциклопедистов… подкопаны все основания общественные, государственные, религиозные… затем кровь… безурядица. Что можно было из этого предвидеть?.. Одно, что народ дожил до
нравственного и материального разложения; значит, баста!.. Делу конец!.. Ничуть не бывало, возрождается, как феникс, и выскакивает в Наполеоне Первом. Это черт знает что такое!
—
Нравственное же их
учение, кроме невежества, вредное, — продолжал разговорившийся владыко, — оно учит: вина не пить, на мирские сходбища не ходить, посты постить, раденья, то есть их службы, совершать, а главное — холостым не жениться, а женатым разжениться…
— Не нужно того!.. Пословица говорит: сытое брюхо к
ученью глухо; а кроме того, и в смысле тела нашего нездорово!.. — поучал Егор Егорыч, желавший, кажется, прежде всего поумалить мяса в Аггее Никитиче и потом уже давать направление его
нравственным заложениям.
Ученье началось быстро и успешно; сначала наставница и ученик говорили по-немецки, разумеется, об обыденных предметах, а потом разговор их стал переходить и на
нравственные, сердечные вопросы.
Такой взгляд на Христа и его
учение вытекает из моей книги. Но, к удивлению моему, из числа в большом количестве появившихся на мою книгу критик, не было ни одной, ни русской, ни иностранной, которая трактовала бы предмет с той самой стороны, с которой он изложен в книге, т. е. которая посмотрела бы на
учение Христа как на философское,
нравственное и социальное (говоря опять языком научных людей)
учение. Ни в одной критике этого не было.
Человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет
нравственнее, лучше, более исполняет
учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству.
Человек, верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и тому подобные мерзости, которыми полон Ветхий Завет, не может верить в
нравственный закон Христа; человек, верующий в
учение и проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех людей.
Так что же странного, что по
учению нравственному выходит то же самое?
На другой день поутру Бенис нашел мое здоровье в лучшем положении, выписал из больницы, потому что считал вредным для меня, в
нравственном отношении, и бездействие и пребывание между больными, и велел занимать слегка
ученьем.
Затем для крестьян определялось
учение: читать, писать и закон божий; преимущественно же указывалось на
нравственное воспитание, состоящее в исполнении своих обязанностей в отношении к властям.
Вообще русские мало обращали внимания на развитие материальных удобств жизни, а заботились более о
нравственном совершенстве, занимаясь
учением веры, священной историей и житиями людей, которые могли служить образцами благочестия.
Это мы видим не только в физическом, но и в
нравственном развитии: при начале
ученья дети очень неохотно принимаются за всякий урок, где им нужно много соображать и добиваться толку; они предпочитают, чтоб им все было растолковано и чтоб, с их стороны, требовалось только пассивное восприятие.
Не одно скромное
ученье, под руководством опытных наставников, но одна литература, всегда более или менее фразистая, ведет народ к
нравственному развитию и к самостоятельным улучшениям материального быта.
Царств, гл. II, ст. 8), и т. п. мерзости, которыми полон ветхий завет, не может верить в
нравственный закон Христа; человек, верующий в
учение и проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех людей.
Люди говорят о
нравственном и религиозном
учении и о совести, как о двух раздельных руководителях человека. В действительности же есть только один руководитель — совесть, то есть сознание того голоса бога, который живет в нас. Голос этот несомненно решает для каждого человека, что ему должно и чего не должно делать. И этот голос всегда может быть вызван в себе всяким человеком усилием мысли.
Впрочем, Степка из всего
учения понял, что молиться не надо, а на попов и военных следует плевать; Лидинька же остается довольна пока и этими первыми шагами умственного и
нравственного развития маленького Степки. Но вскоре и менторство надоедает ей, а потому она объявляет, что заниматься ей некогда и просит миленьких Степок не приходить к ней более.
Бедным, запоздавшим на свете русским вольтерьянцем, очевидно, совсем овладела шарлатанская клика его жены, и Бодростин плясал под ее дудку: он более получаса читал пред Синтяниной похвальное слово Глафире Васильевне, расточал всякие похвалы ее уму и сердцу; укорял себя за несправедливости к ней в прешедшем и благоговейно изумлялся могучим силам спиритского
учения, сделавшего Глафиру столь образцово-нравственною, что равной ей теперь как бы и не было на свете.
Но также можно сказать, что несоединимо со свободой и
нравственной жизнью и
учение Гартмана об идеальных ценностях, которые человек должен свободно реализовать в мире.
Таким образом, это
учение сознательно становится на сторону гения рода и видит
нравственную правду в том, что личность делается игралищем интересов рода.
Но вопрос о религиозном и
нравственном значении и смысле труда совсем не ставится большею частью экономических и социальных
учений.
Прав Н. Гартман, что телеологическая точка зрения в этике ведет к отрицанию
нравственной свободы человека и утверждает необходимость, хотя сам он не вполне преодолевает телеологическую точку зрения в своем
учении об идеальных ценностях.
Социальная этика строит оптимистическое
учение о силе
нравственного закона, оптимистическое
учение о свободе воли, оптимистическое
учение о наказании и каре злых, которой будто бы подтверждается царящая в мире справедливость.
Учение Христа оказывается рядом
нравственных предписаний, которые человеку легко осуществить, если он признает их разумность.
Именно то, что эти народы, вследствие того, что приняли самую высокую для своего времени религию, лишились всякой религии и пали в своем религиозном и
нравственном состоянии ниже людей, исповедующих гораздо более низкие или даже самые грубые религиозные
учения.
Мне казалось, что не согласиться с этими положениями нельзя, во-первых, потому, что положения эти вполне согласны с прогрессом человечества, всегда шедшим от распущенности к большей и большей целомудренности, и с
нравственным сознанием общества, с нашей совестью, всегда осуждающей распущенность и ценящей целомудрие; и, во-вторых, потому, что эти положения суть только неизбежные выводы из
учения Евангелия, которые мы или исповедуем или по крайней мере, хотя и бессознательно, признаем основой наших понятий о нравственности.
Закон же государственный со своим требованием военной службы, то есть готовности к убийству по воле других людей, не может не быть противоположен всякому религиозно-нравственному закону, всегда основанному на любви к ближнему, как все религиозные
учения, не только христианское, но и магометанское, и буддийское, и браминское, и конфуцианское.
Учение Христа не может не быть принято теми верующими иудеями, буддистами, магометанами и другими, которые усомнились бы в истинности своего закона; еще менее — оно не может не быть принято людьми нашего, христианского мира, которые не имеют теперь никакого
нравственного закона.
Всё то, чем истинно живет теперь мир: социализм, коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм, свобода и равенство людей и сословий и женщин, все
нравственные понятия людей, святость труда, святость разума, науки, искусства, всё, что ворочает миром и представляется церкви враждебным, всё это — части того же
учения, которое, сама того не зная, пронесла с скрываемым ею
учением Христа та же церковь.
Казалось бы, это так очевидно, что совестно доказывать это, а между тем люди христианского мира, — как признающие себя верующими, так считающие себя неверующими, но признающие
нравственный закон, — и те и другие смотрят на
учение о любви, отрицающее всякое насилие, и в особенности на вытекающее из этого
учения положение о непротивлении злу злом, как на нечто фантастическое, невозможное и совершенно неприложимое к жизни.